огнем, мечом и кирпичом
Ы. Пока не было сети, чистила папки и наткнулась на фик. Свой собственный, последний по Поттеру, при том написан он был весной. В начале, кажется. Бред чистой воды, но для меня лично он дико атмосферен. В том смысле, что о многом ассоциативно напоминает.
Не бечен, не правлен и все такое. Выложен более нигде не будет, можно даже не читать )))
Джен, намек на слеш, намек на фем.
Мини.
Hi, Jinny«Привет, Джинни.
Знаешь, так странно писать тебе. Я никогда тебе не писал, я ведь всегда мог с тобой поговорить, когда мне хотелось. А потом мы расстались и отдалились друг от друга.
А сейчас я чувствую, что мне просто больше некому написать, кроме тебя. Я знаю, что ты поймешь меня сейчас лучше, чем Рон или Гермиона, как бы дико это не звучало – ведь мы с ними лучшие друзья, как никак.
А я всего лишь хочу поговорить. Я уже месяц ни с кем не разговаривал, и поэтому начинаю болтать с продавцами и стариками на улицах. Глупо, да? Идиотизм, как бы сказал Рон.
Я подумал, что, может быть, если я тебе выговорюсь, то мне станет легче, как ты думаешь?
Мне особо нечего рассказать. Деньги у меня есть, крыша над головой тоже. Знаешь, что противно? Погода тут не сильно отличается от английской. Я не люблю осень, и надеялся, что тут будет хоть чуточку лучше. А тут так же пасмурно, и особо не полетаешь. Хотя, мне сейчас некогда летать.
….
….
….
Но, кажется, кажется, у меня все в порядке. Только очень странно, что уже октябрь, а я не в Хогвартсе. Нет квиддича, оценок, борьбы за кубок. Впрочем, хорька и сальноволосого урода тоже нет. Знаешь, мне кажется, ты считаешь меня полным идиотом, но я должен был это сделать. Я должен был уйти, в школе погибло и так слишком много людей, и теперь, когда нет директора, ничто не могло бы их защитить, когда Вольдеморту снова придет в голову совершить на меня очередное нападение. К тому же я, кажется, напал на след сама знаешь кого.
Да. Спасибо, что не выдала меня тогда.
Удачи,
Твой Гарри
ххх»
* * *
Когда закончился июль, и жаркое лето пошло на убыль, Гарри Поттер - мальчик, который выжил - исчез.
Никто не знал, как и когда точно это случилось.
Все были слишком пьяны, что бы что-то запомнить в точности и во всех деталях. Или хотя бы с той временной периодикой, с которой шли события в ту ночь.
Симус говорит, что в десять вечера, когда неизвестно кем приглашенная стриптизерша извивалась на кофейном столике в малой гостиной, Гарри еще был в доме на Гриммаулд-плейс. Кажется, он сидел на подоконнике. Кажется, он улыбался. Может быть, он был смущен. На стриптизерше было синее бикини и невероятно высокие шпильки.
Дин говорит, что этого он не запомнил, потому что в десять часов вечера Алисия Спиннет совершенно точно сидела у него (у Дина) на коленях. Она была уже слегка пьяна, и ее длинные темные волосы пахли шоколадом. Но, возможно, Гарри был дома часов в двенадцать ночи, когда огневиски и сливочное пиво закончилось, и пришлось идти за ним в подвал. Кажется, за ним как раз ходил Гарри.
Невилл пожимает плечами: его срубило еще в половину одиннадцатого после третьей бутылки. Но он просыпался в два, что бы сходить отлить, и когда он проходил мимо большой гостиной, где гремели «Сестрички» и Лаванда с Парвати соблазняли друг друга и остальных присутствующих в комнате, то черная лохматая шевелюра мелькала где-то в углу.
Фред и Джордж хором уверяют, что пол ночи они отрывались тем, что запускали петарды-вонючки и прочие неопробованные приколы из магазинчика Уизли в окна соседних домов с крыши. Но примерно в половину пятого, когда их стратегические запасы закончились, а почти все соседи уже были разбужены и грозились вызвать авроров, им пришлось спуститься вниз. Путь они держали мимо кухни и видели, как темноволосый, весьма похожий на Гарри со спины парень дымил в форточку. Он не оборачивался.
Пропажу друга обнаружил Рон в середине дня, который, проспавшись, решил узнать о состоянии именинника после столь бурной ночи. Сам он вообще мало что помнил: кажется, они с Гермионой еще в начале вечера снова крепко поругались, а потом он некоторое время надирался в отдаленном конце дома, под отголоски ора и музыки. Где-то в промежутках между хождением в облюбованную комнату из кухни и обратно с огневиски, он сталкивался с Гарри. Лучший друг выглядел уставшим и измученным, но Рон не был этим сильно удивлен: как-никак, на него столько всего свалилось за последний год. Он приглашал Гарри надраться с ним, но уже не был уверен, приходил ли тот.
Джинни точно знала, когда исчез Гарри – в седьмом часу, с раннего утра, но это мало что давало, так как она не видела этого своими глазами, а за свою трезвость поручиться перед судом не могла.
Остальные присутствующие на вечеринке тоже не смогли дать каких-либо вразумительных объяснений случившемуся.
* * *
Первое письмо незнакомая сова принесла во вторую неделю октября. Джинни спешила в школьное помещение, ветер гнал ее в спину и рвал ей волосы. Сова села ей на плечо, воткнув острые когти прямо через крупную вязку вишневого свитера. Дикая, раз когти не подпилены.
Джинни осторожно оторвала птичьи лапы от плеча и пересадила сову на руку. Ветер ерошил коричневые с золотым перья, и птица жмурилась от солнечных лучей. Совы всегда приносили почту до 12 дня, когда солнце не такое яркое, или ближе к вечеру, когда оно уже не так слепит. Джинни осторожно погладила птицу по шее, провела пальцем по ключевой кости. Под тонкой грудиной билось что-то маленькое и горячее, разносило кровь по венам.
Джинни отвязала письмо.
Сова расправила крылья и улетела, ничего не попросив: ни корма, ни денег.
Дикая.
- Джин, ты не видела Рона? – Гермиона стояла на лестнице напротив главного входа. От ветра ее щеки покраснели, и она прятала руки в складках мантии.
- Неа. – Пожала плечами Джинни и открыла рывком тяжелую дверь. – Пошли в гостиную, холодно. Он сам объявится.
Гермиона послушно протиснулась мимо нее в холл и направилась к лестнице. Глядя на темно русые, с золотинкой, волосы, Джинни сжала в кармане пергамент и твердо пообещала себе его сжечь этим вечером.
* * *
Ждать – это очень тяжело. Ждать, не зная сроков – еще тяжелее. А самое тяжелое – это когда не можешь сказать ни слова о том, что ждешь и больше не можешь ждать.
Джинни не ждет. Она уже давно перестала терзать себя бессмысленными ожиданиями. Еще курсе на третьем. Или на четвертом. Скорее всего, где-то между.
Джинни сидит в гриффиндорской гостиной и методично заполняет остаток пергамента ровными строками. Ее почерк уже не похож на детские корявые буквы, которыми она плакала на пожелтевших страницах чужого дневника, ее почерк похож на те изящные завитки, которыми отвечал ей его хозяин.
Даже в самом плохом можно найти что-то хорошее и научиться этому.
Джинни пишет эссе по трансфигурации, которую в этом году все еще ведет МакГонагалл – наверно, они так и не нашли замену. Она не лучшая ученица своего факультета, но этот предмет ей всегда давался хорошо. Она даже знает, в кого она сможет превратиться на седьмом курсе – в лису.
В лису, которая душит кур.
А Рон наверняка стал бы собакой. Такой тонконогой поджарой гончей. Но он ненавидит трансфигурацию. И он никогда не станет породистым псом, который задушит лису для своего хозяина.
Рону нет смысла превращаться в собаку – у него больше нет хозяина.
Поэтому сейчас он кричит на Гермиону. Волосы его всклокочены, а лицо покраснело от гнева – так всегда бывает, когда он злится, и злые его выкрики похожи на хриплый лай. Руки судорожно сжаты в кулаки, костяшки пальцев белые, а на лице неподдельный гнев и отчаяние.
А все потому, что Гермиона ответила на письмо Крума.
Письма – эти чертовы письма.
Джинни не слушает их вопли. Она привыкла – ко всему можно привыкнуть. И она должна дописать трансфигурацию, что бы однажды стать лисой.
* * *
Пятое письмо пришло уже в конце ноября. Черный филин, дикий и злой – он укусил Джинни за палец, пока та отвязывала бечевку с его лапы.
Филин нашел ее берегу озера, когда она собирала для исследования по Травологии поздние осенние травы. Прошел дождь, и под ногами хлюпало, но поделать ничего было нельзя – завтра она уже должна была работу сдать. Джинни вытерла мокрые руки о край мантии и забрала письмо. От острого клюва у нее на фаланге указательного пальца правой руки остался шрам.
На противоположном берегу Гермиона и Рон снова ругались. Гермиона кричала в голос – Джинни уже давно не слышала, как она кричит – а Рон молча стоял, глядя поверх плеча Гермиону куда-то в воду. Джинни не была уверена в том, видит ли он ее.
Потом Рон развернулся и ушел, а Гермиона прислонилась к дереву и закрыла лицо руками.
Джинни постояла несколько минут напротив нее, а потом осторожно погладила мягкие волнистые волосы. Гермиона уткнулась ей в плечо и долго молчала.
Потом они пили чай, сидя на ковре перед камином.
А потом Рон виновато коснулся губ Гермионы, и та наконец-то расплакалась, цепляясь пальцами за рукава его свитера.
* * *
Рон похудел и стал острым. Когда он взмывает на метле на место вратаря, кажется, что он вспарывает локтями небо. Мантия не сглаживает линий его плеч, а наколенники, кажется, сейчас порвутся. Рон не пропустил еще ни одного кваффла за этот год.
Джинни зависает напротив него и молча разглядывает яркую россыпь веснушек на его бледном лице. Рон дует в свисток и тренировка начинается.
Джинни – снова лиса. Она должна поймать золотого цыпленка. Ей больше нравятся глупые жирные куры, которых нужно загонять в ловушки-кольца, но цыпленок с голодухи тоже сойдет.
Гермиона сидит на трибуне, теребя кольцо на большом пальце левой руки. Кольцо ей подарил Рон, но объявлять помолвку во времена войны и траура по лучшему другу – некорректно, и поэтому она намеренно увеличила его в размерах.
На коленях у Гермионы раскрыта толстая книга по Новейшей Истории Магии, и ветер рвет оттуда страницы. Гермиона придерживает их запястьем и делает вид, что читает. Может, и правда читает, а может, просто знает ее уже наизусть. Ее волосы растрепаны сильнее обычного и лезут ей в рот, а она лишь неловко убирает пряди, но ничего с этим не сделает.
Снитч золотой искрой мелькает где-то над правым ухом и снова пропадает. Давай, Джинни, подключай нюх – где тут пахнет мокрыми перьями?
Дин запускает кваффлом в кольцо и Рон ловит его. Джинни ободряюще смотрит на Дина – они снова встречаются. Словно бы и не переставали.
Вернуться было так легко. Алисия Спиннет, и Ханна Эббот, и Падма Патил, и остальные – это все были просто интрижки. Всего лишь интрижки. Джинни просто поцеловала его снова в темном коридоре – и все потекло дальше, словно она не встречалась с Гарри Поттером, а он не трахался летом с кучей девиц. Может быть, этого и правда не было?
Кто такой Гарри Поттер? Кучка пепла от пергамента на ладони?
Когда они с Гарри целовались, ее сердце колотилось так, словно бы это она – птица, попавшая в сеть.
А Джинни не птица.
* * *
Восьмое письмо принесла серая сова с ободранным крылом. Она практически рухнула Джинн под ноги, когда та запирала на ключ сарай с квиддичным инвентарем. Крыло кровило, но не сильно, однако сама сова была очень измотана. Джинни испачкала руки в крови, когда относила птицу в совятню.
Гермиона вытерла ей ладони своим платком, когда Джинни отказалась идти к Помфри, а потом отвела ее в ванную смыть остатки. Ей казалось, что руки Джинни изранены, а у самой Джинни не было желания доказывать обратное, пока Гермиона осторожно отмывала пальцы от красного под горячей водой. Тем более, что сова все таки ее поцарапала слегка когтями.
Платок Джинни оставила себе. Пообещала, что постирает.
Он так и остался у нее в сумке, и иногда она натыкалась на него. Но выложить всегда забывала.
Птица выжила, и Джинни оставила ее себе.
* * *
Зима началась мучительно поздно. Снег пошел только в конце декабря, в двадцатых числах, а до этого сухой мороз просто сжигал все вокруг: землю, камни, мертвую траву, деревья, щеки, губы, горло.
Вместо зелий они проходят курс медицины на всякий случай. Это так и было объявлено: бодрым сухим голосом МакГонагалл о том, что директорат пришел к выводу о том, что с этого года в учебный план будет включен курс медицины. На всякий случай.
Ничего больше. Курс медицины на всякий случай включает в себя лекарственные зелья, исцеляющие заклинания, историю врачевания и нетрадиционные способы лечения вроде маггловского.
В декабре они очень вовремя изучают зелья от лихорадок и простуды. Джинни лично на пару с Гермионой варит зелье для Рона, который желает тренироваться на износ. У Рона красные воспаленные щеки и глаза, а кожа вокруг губ шелушится, не смотря на бальзамы из заячьего молока и подорожника. Про сами губы можно было уже не говорить.
В этом декабре Джинни осознает, что по-настоящему ненавидит Рона.
И Гермиону заодно.
Кучка пепла от пергамента не хотела бы, что бы они таяли как свечи – так зачем они это делают?
Его нет.
Его с ними – нет.
Джинни поклялась, что если Рон не станет собакой, то она сама убьет его на Рождество.
Лиса душит тупых куриц, если они не могут себя защитить. Лиса загрызет старую больную собаку.
* * *
Одиннадцатое письмо она получила в декабре, когда пошел снег. На этот раз сова была почтовая, обычная, и потребовала с нее целых пять сиклей. У Джинни не нашлось с собой и одного, и она одолжила их у Гермионы.
Та сидела на подоконнике в женской спальне и молчала. Второй день подряд. Буйные волосы были убраны назад и связаны в хвост, отчего сразу становилось понятно, сколько Гермионе лет, и сколько она уже видела. Еще у Гермионы на скуле был синяк – она приложилась головой о дверной косяк, когда выходила из спальни старост. Живоглот скользнул ей под ноги и она потеряла равновесие.
Джинни хотелось подойти и влепить Гермионе пощечину с другой стороны лица. Для симметрии.
Она ненавидела ее всей душой, и ей хотелось пробраться ночью к ней в спальню и накрыть сверху подушкой.
Но ночью к ней в спальню ходит Рон.
* * *
На третий день после того, как начал идти снег, Рон исчез. Никто толком не мог понять, как это случилось – ведь он был три минуты назад тут, рядом и его рыжие пряди его волос были припорошены белым.
Симус говорит, что точно не знает, когда это произошло, но в тот момент, когда они собрались уходить из Хогсмита, он все еще был с ними. Он еще помнит, как запустил ему в спину снежком и повалил в снег Лаванду. У нее были бледно-розовые губы и ее светлые ресницы, мокрые от растаявших снежинок. Рон шел под руку с Гермионой. Они все шли из Трех Метел.
Дин говорит, что он не сильно обращал внимания на Рона, потому что с ним была Джинни и от нее пахло мехом, корицей и карамелью. Но, кажется, в Трех Метлах он еще был с ними. Они пили за дружбу и удачно сданную зимнюю сессию. Правда, не для всех. Рука Рона слегка дрожала, и поэтому их бокалы столкнулись неровно и расплескали сливочное пиво на стол. Он опять не сдал экзамен по аппарированию.
Невилл пожимает плечами: он ушел раньше всех, потому что в теплицах нужно было точно по графику полить гибискус бледнолицый. Но Рона в Трех метлах он запомнил точно, потому что тот почти не отрывал губ от губ Гермионы, а Невиллу не хотелось на это смотреть. Ему нравится Гермиона и ее пышные густые волосы, которые от снега и влажности на концах сворачиваются колечками.
Лаванда и Парвати не ходили в Три метлы, потому что им нужно было зайти в магазин и купить к Рождественскому балу ленты на волосы и кружевную накидку для Парвати. Они присоединились к компании уже по дороге в школу, и вроде бы Рон и Гермиона шли позади всех остальных.
Исчезновение Рона обнаружила Гермиона: Рон сказал, что выпил слишком много сливочного пива и сейчас придет, и свернул с дороги за кусты. Она сказала всем, что бы они шли дальше, а она сама его подождет. Спустя десять минут Гермиона его окликнула и он не отозвался. Его следы обрывались еще до кустов, но Гермиона не видела, как он исчез, потому что она сразу отвернулась. Со слезами на глазах она твердила, что он не мог аппарировать, потому что опять завалил экзамен.
Джинни, уходя в Хогвартс вместе с остальными, не оглянулась: она знала, что Рон сегодня уже не вернется. Хотя бы потому что его смех сегодня напоминал лай охрипшего от счастья пса. И еще потому, что из ее сундука исчезли все те письма, что она так и не прочитала. Лисы не умеют читать.
* * *
Последнее письмо принес Свин в январе .
Он был замерзшим и уставшим, словно летел издалека. Поджимая поочереди обмороженные лапки, он дожидался Джинни в спальне для шестикурсниц, на спинке ее кровати. Пергамент был без конверта, просто свернут в трубочку и покрыт тонкой корочкой инея. Когда Джинни разворачивала письмо, больше всего она боялась, что оно рассыпется на осколки.
Джинни отдала его Гермионе и, пока та его читала вслух, кусала ее за шею и грела руки в пышных волосах, рассыпавшихся по спине.
"Привет, Джинни.
Никогда не думал, что буду писать письма собственной сестре, но, знаешь, Гермионе мне писать пока трудно. Ей привет. Я до сих пор чувствую себя виноватым и мне жаль, что я так ничего и не смогу объяснить. Скажи ей, что я ее люблю, и мне очень жаль, что я люблю ее не так, как ей хотелось бы. Я извел целый ворох пергамента, что бы сказать ей об этом самостоятельно, но так ничего и не смог придумать - слова начинают путаться и я понимаю, что нормально объяснить ничего не смогу. Думаю, у тебя получится лучше, ты же девчонка.
Здесь ужасно холодно, и отопление барахлит. Камины не греют ни черта. Вчера Гарри притащил из близлежащего леса целую охапку хвороста и я чувствую себя каким-то паршивым магглом. Гарри немного простужен, как и я, впрочем, но ничего особо страшного, курс медицины, который я слушал в пол уха, оказался полезным. Никогда не думал, что это скажу, но, похоже, белобрысый поганец был в чем-то прав, когда говорил, что маги лучше магглов. Палочки работают здесь по особым случаям. Очевидно, какое-нибудь антимагическое поле или типа этого. Гермиона бы разобралась лучше.
.......
.......
Надеюсь, авроры обнаружат нас не скоро. У нас еще есть дела.
П.С: маме и папе скажи.... ничего не говори. Лучше ничего не говори, если еще не успела что-то сказать. Пожалуйста.
Целую, Рон.
fin.
Не бечен, не правлен и все такое. Выложен более нигде не будет, можно даже не читать )))
Джен, намек на слеш, намек на фем.
Мини.
Hi, Jinny«Привет, Джинни.
Знаешь, так странно писать тебе. Я никогда тебе не писал, я ведь всегда мог с тобой поговорить, когда мне хотелось. А потом мы расстались и отдалились друг от друга.
А сейчас я чувствую, что мне просто больше некому написать, кроме тебя. Я знаю, что ты поймешь меня сейчас лучше, чем Рон или Гермиона, как бы дико это не звучало – ведь мы с ними лучшие друзья, как никак.
А я всего лишь хочу поговорить. Я уже месяц ни с кем не разговаривал, и поэтому начинаю болтать с продавцами и стариками на улицах. Глупо, да? Идиотизм, как бы сказал Рон.
Я подумал, что, может быть, если я тебе выговорюсь, то мне станет легче, как ты думаешь?
Мне особо нечего рассказать. Деньги у меня есть, крыша над головой тоже. Знаешь, что противно? Погода тут не сильно отличается от английской. Я не люблю осень, и надеялся, что тут будет хоть чуточку лучше. А тут так же пасмурно, и особо не полетаешь. Хотя, мне сейчас некогда летать.
….
….
….
Но, кажется, кажется, у меня все в порядке. Только очень странно, что уже октябрь, а я не в Хогвартсе. Нет квиддича, оценок, борьбы за кубок. Впрочем, хорька и сальноволосого урода тоже нет. Знаешь, мне кажется, ты считаешь меня полным идиотом, но я должен был это сделать. Я должен был уйти, в школе погибло и так слишком много людей, и теперь, когда нет директора, ничто не могло бы их защитить, когда Вольдеморту снова придет в голову совершить на меня очередное нападение. К тому же я, кажется, напал на след сама знаешь кого.
Да. Спасибо, что не выдала меня тогда.
Удачи,
Твой Гарри
ххх»
* * *
Когда закончился июль, и жаркое лето пошло на убыль, Гарри Поттер - мальчик, который выжил - исчез.
Никто не знал, как и когда точно это случилось.
Все были слишком пьяны, что бы что-то запомнить в точности и во всех деталях. Или хотя бы с той временной периодикой, с которой шли события в ту ночь.
Симус говорит, что в десять вечера, когда неизвестно кем приглашенная стриптизерша извивалась на кофейном столике в малой гостиной, Гарри еще был в доме на Гриммаулд-плейс. Кажется, он сидел на подоконнике. Кажется, он улыбался. Может быть, он был смущен. На стриптизерше было синее бикини и невероятно высокие шпильки.
Дин говорит, что этого он не запомнил, потому что в десять часов вечера Алисия Спиннет совершенно точно сидела у него (у Дина) на коленях. Она была уже слегка пьяна, и ее длинные темные волосы пахли шоколадом. Но, возможно, Гарри был дома часов в двенадцать ночи, когда огневиски и сливочное пиво закончилось, и пришлось идти за ним в подвал. Кажется, за ним как раз ходил Гарри.
Невилл пожимает плечами: его срубило еще в половину одиннадцатого после третьей бутылки. Но он просыпался в два, что бы сходить отлить, и когда он проходил мимо большой гостиной, где гремели «Сестрички» и Лаванда с Парвати соблазняли друг друга и остальных присутствующих в комнате, то черная лохматая шевелюра мелькала где-то в углу.
Фред и Джордж хором уверяют, что пол ночи они отрывались тем, что запускали петарды-вонючки и прочие неопробованные приколы из магазинчика Уизли в окна соседних домов с крыши. Но примерно в половину пятого, когда их стратегические запасы закончились, а почти все соседи уже были разбужены и грозились вызвать авроров, им пришлось спуститься вниз. Путь они держали мимо кухни и видели, как темноволосый, весьма похожий на Гарри со спины парень дымил в форточку. Он не оборачивался.
Пропажу друга обнаружил Рон в середине дня, который, проспавшись, решил узнать о состоянии именинника после столь бурной ночи. Сам он вообще мало что помнил: кажется, они с Гермионой еще в начале вечера снова крепко поругались, а потом он некоторое время надирался в отдаленном конце дома, под отголоски ора и музыки. Где-то в промежутках между хождением в облюбованную комнату из кухни и обратно с огневиски, он сталкивался с Гарри. Лучший друг выглядел уставшим и измученным, но Рон не был этим сильно удивлен: как-никак, на него столько всего свалилось за последний год. Он приглашал Гарри надраться с ним, но уже не был уверен, приходил ли тот.
Джинни точно знала, когда исчез Гарри – в седьмом часу, с раннего утра, но это мало что давало, так как она не видела этого своими глазами, а за свою трезвость поручиться перед судом не могла.
Остальные присутствующие на вечеринке тоже не смогли дать каких-либо вразумительных объяснений случившемуся.
* * *
Первое письмо незнакомая сова принесла во вторую неделю октября. Джинни спешила в школьное помещение, ветер гнал ее в спину и рвал ей волосы. Сова села ей на плечо, воткнув острые когти прямо через крупную вязку вишневого свитера. Дикая, раз когти не подпилены.
Джинни осторожно оторвала птичьи лапы от плеча и пересадила сову на руку. Ветер ерошил коричневые с золотым перья, и птица жмурилась от солнечных лучей. Совы всегда приносили почту до 12 дня, когда солнце не такое яркое, или ближе к вечеру, когда оно уже не так слепит. Джинни осторожно погладила птицу по шее, провела пальцем по ключевой кости. Под тонкой грудиной билось что-то маленькое и горячее, разносило кровь по венам.
Джинни отвязала письмо.
Сова расправила крылья и улетела, ничего не попросив: ни корма, ни денег.
Дикая.
- Джин, ты не видела Рона? – Гермиона стояла на лестнице напротив главного входа. От ветра ее щеки покраснели, и она прятала руки в складках мантии.
- Неа. – Пожала плечами Джинни и открыла рывком тяжелую дверь. – Пошли в гостиную, холодно. Он сам объявится.
Гермиона послушно протиснулась мимо нее в холл и направилась к лестнице. Глядя на темно русые, с золотинкой, волосы, Джинни сжала в кармане пергамент и твердо пообещала себе его сжечь этим вечером.
* * *
Ждать – это очень тяжело. Ждать, не зная сроков – еще тяжелее. А самое тяжелое – это когда не можешь сказать ни слова о том, что ждешь и больше не можешь ждать.
Джинни не ждет. Она уже давно перестала терзать себя бессмысленными ожиданиями. Еще курсе на третьем. Или на четвертом. Скорее всего, где-то между.
Джинни сидит в гриффиндорской гостиной и методично заполняет остаток пергамента ровными строками. Ее почерк уже не похож на детские корявые буквы, которыми она плакала на пожелтевших страницах чужого дневника, ее почерк похож на те изящные завитки, которыми отвечал ей его хозяин.
Даже в самом плохом можно найти что-то хорошее и научиться этому.
Джинни пишет эссе по трансфигурации, которую в этом году все еще ведет МакГонагалл – наверно, они так и не нашли замену. Она не лучшая ученица своего факультета, но этот предмет ей всегда давался хорошо. Она даже знает, в кого она сможет превратиться на седьмом курсе – в лису.
В лису, которая душит кур.
А Рон наверняка стал бы собакой. Такой тонконогой поджарой гончей. Но он ненавидит трансфигурацию. И он никогда не станет породистым псом, который задушит лису для своего хозяина.
Рону нет смысла превращаться в собаку – у него больше нет хозяина.
Поэтому сейчас он кричит на Гермиону. Волосы его всклокочены, а лицо покраснело от гнева – так всегда бывает, когда он злится, и злые его выкрики похожи на хриплый лай. Руки судорожно сжаты в кулаки, костяшки пальцев белые, а на лице неподдельный гнев и отчаяние.
А все потому, что Гермиона ответила на письмо Крума.
Письма – эти чертовы письма.
Джинни не слушает их вопли. Она привыкла – ко всему можно привыкнуть. И она должна дописать трансфигурацию, что бы однажды стать лисой.
* * *
Пятое письмо пришло уже в конце ноября. Черный филин, дикий и злой – он укусил Джинни за палец, пока та отвязывала бечевку с его лапы.
Филин нашел ее берегу озера, когда она собирала для исследования по Травологии поздние осенние травы. Прошел дождь, и под ногами хлюпало, но поделать ничего было нельзя – завтра она уже должна была работу сдать. Джинни вытерла мокрые руки о край мантии и забрала письмо. От острого клюва у нее на фаланге указательного пальца правой руки остался шрам.
На противоположном берегу Гермиона и Рон снова ругались. Гермиона кричала в голос – Джинни уже давно не слышала, как она кричит – а Рон молча стоял, глядя поверх плеча Гермиону куда-то в воду. Джинни не была уверена в том, видит ли он ее.
Потом Рон развернулся и ушел, а Гермиона прислонилась к дереву и закрыла лицо руками.
Джинни постояла несколько минут напротив нее, а потом осторожно погладила мягкие волнистые волосы. Гермиона уткнулась ей в плечо и долго молчала.
Потом они пили чай, сидя на ковре перед камином.
А потом Рон виновато коснулся губ Гермионы, и та наконец-то расплакалась, цепляясь пальцами за рукава его свитера.
* * *
Рон похудел и стал острым. Когда он взмывает на метле на место вратаря, кажется, что он вспарывает локтями небо. Мантия не сглаживает линий его плеч, а наколенники, кажется, сейчас порвутся. Рон не пропустил еще ни одного кваффла за этот год.
Джинни зависает напротив него и молча разглядывает яркую россыпь веснушек на его бледном лице. Рон дует в свисток и тренировка начинается.
Джинни – снова лиса. Она должна поймать золотого цыпленка. Ей больше нравятся глупые жирные куры, которых нужно загонять в ловушки-кольца, но цыпленок с голодухи тоже сойдет.
Гермиона сидит на трибуне, теребя кольцо на большом пальце левой руки. Кольцо ей подарил Рон, но объявлять помолвку во времена войны и траура по лучшему другу – некорректно, и поэтому она намеренно увеличила его в размерах.
На коленях у Гермионы раскрыта толстая книга по Новейшей Истории Магии, и ветер рвет оттуда страницы. Гермиона придерживает их запястьем и делает вид, что читает. Может, и правда читает, а может, просто знает ее уже наизусть. Ее волосы растрепаны сильнее обычного и лезут ей в рот, а она лишь неловко убирает пряди, но ничего с этим не сделает.
Снитч золотой искрой мелькает где-то над правым ухом и снова пропадает. Давай, Джинни, подключай нюх – где тут пахнет мокрыми перьями?
Дин запускает кваффлом в кольцо и Рон ловит его. Джинни ободряюще смотрит на Дина – они снова встречаются. Словно бы и не переставали.
Вернуться было так легко. Алисия Спиннет, и Ханна Эббот, и Падма Патил, и остальные – это все были просто интрижки. Всего лишь интрижки. Джинни просто поцеловала его снова в темном коридоре – и все потекло дальше, словно она не встречалась с Гарри Поттером, а он не трахался летом с кучей девиц. Может быть, этого и правда не было?
Кто такой Гарри Поттер? Кучка пепла от пергамента на ладони?
Когда они с Гарри целовались, ее сердце колотилось так, словно бы это она – птица, попавшая в сеть.
А Джинни не птица.
* * *
Восьмое письмо принесла серая сова с ободранным крылом. Она практически рухнула Джинн под ноги, когда та запирала на ключ сарай с квиддичным инвентарем. Крыло кровило, но не сильно, однако сама сова была очень измотана. Джинни испачкала руки в крови, когда относила птицу в совятню.
Гермиона вытерла ей ладони своим платком, когда Джинни отказалась идти к Помфри, а потом отвела ее в ванную смыть остатки. Ей казалось, что руки Джинни изранены, а у самой Джинни не было желания доказывать обратное, пока Гермиона осторожно отмывала пальцы от красного под горячей водой. Тем более, что сова все таки ее поцарапала слегка когтями.
Платок Джинни оставила себе. Пообещала, что постирает.
Он так и остался у нее в сумке, и иногда она натыкалась на него. Но выложить всегда забывала.
Птица выжила, и Джинни оставила ее себе.
* * *
Зима началась мучительно поздно. Снег пошел только в конце декабря, в двадцатых числах, а до этого сухой мороз просто сжигал все вокруг: землю, камни, мертвую траву, деревья, щеки, губы, горло.
Вместо зелий они проходят курс медицины на всякий случай. Это так и было объявлено: бодрым сухим голосом МакГонагалл о том, что директорат пришел к выводу о том, что с этого года в учебный план будет включен курс медицины. На всякий случай.
Ничего больше. Курс медицины на всякий случай включает в себя лекарственные зелья, исцеляющие заклинания, историю врачевания и нетрадиционные способы лечения вроде маггловского.
В декабре они очень вовремя изучают зелья от лихорадок и простуды. Джинни лично на пару с Гермионой варит зелье для Рона, который желает тренироваться на износ. У Рона красные воспаленные щеки и глаза, а кожа вокруг губ шелушится, не смотря на бальзамы из заячьего молока и подорожника. Про сами губы можно было уже не говорить.
В этом декабре Джинни осознает, что по-настоящему ненавидит Рона.
И Гермиону заодно.
Кучка пепла от пергамента не хотела бы, что бы они таяли как свечи – так зачем они это делают?
Его нет.
Его с ними – нет.
Джинни поклялась, что если Рон не станет собакой, то она сама убьет его на Рождество.
Лиса душит тупых куриц, если они не могут себя защитить. Лиса загрызет старую больную собаку.
* * *
Одиннадцатое письмо она получила в декабре, когда пошел снег. На этот раз сова была почтовая, обычная, и потребовала с нее целых пять сиклей. У Джинни не нашлось с собой и одного, и она одолжила их у Гермионы.
Та сидела на подоконнике в женской спальне и молчала. Второй день подряд. Буйные волосы были убраны назад и связаны в хвост, отчего сразу становилось понятно, сколько Гермионе лет, и сколько она уже видела. Еще у Гермионы на скуле был синяк – она приложилась головой о дверной косяк, когда выходила из спальни старост. Живоглот скользнул ей под ноги и она потеряла равновесие.
Джинни хотелось подойти и влепить Гермионе пощечину с другой стороны лица. Для симметрии.
Она ненавидела ее всей душой, и ей хотелось пробраться ночью к ней в спальню и накрыть сверху подушкой.
Но ночью к ней в спальню ходит Рон.
* * *
На третий день после того, как начал идти снег, Рон исчез. Никто толком не мог понять, как это случилось – ведь он был три минуты назад тут, рядом и его рыжие пряди его волос были припорошены белым.
Симус говорит, что точно не знает, когда это произошло, но в тот момент, когда они собрались уходить из Хогсмита, он все еще был с ними. Он еще помнит, как запустил ему в спину снежком и повалил в снег Лаванду. У нее были бледно-розовые губы и ее светлые ресницы, мокрые от растаявших снежинок. Рон шел под руку с Гермионой. Они все шли из Трех Метел.
Дин говорит, что он не сильно обращал внимания на Рона, потому что с ним была Джинни и от нее пахло мехом, корицей и карамелью. Но, кажется, в Трех Метлах он еще был с ними. Они пили за дружбу и удачно сданную зимнюю сессию. Правда, не для всех. Рука Рона слегка дрожала, и поэтому их бокалы столкнулись неровно и расплескали сливочное пиво на стол. Он опять не сдал экзамен по аппарированию.
Невилл пожимает плечами: он ушел раньше всех, потому что в теплицах нужно было точно по графику полить гибискус бледнолицый. Но Рона в Трех метлах он запомнил точно, потому что тот почти не отрывал губ от губ Гермионы, а Невиллу не хотелось на это смотреть. Ему нравится Гермиона и ее пышные густые волосы, которые от снега и влажности на концах сворачиваются колечками.
Лаванда и Парвати не ходили в Три метлы, потому что им нужно было зайти в магазин и купить к Рождественскому балу ленты на волосы и кружевную накидку для Парвати. Они присоединились к компании уже по дороге в школу, и вроде бы Рон и Гермиона шли позади всех остальных.
Исчезновение Рона обнаружила Гермиона: Рон сказал, что выпил слишком много сливочного пива и сейчас придет, и свернул с дороги за кусты. Она сказала всем, что бы они шли дальше, а она сама его подождет. Спустя десять минут Гермиона его окликнула и он не отозвался. Его следы обрывались еще до кустов, но Гермиона не видела, как он исчез, потому что она сразу отвернулась. Со слезами на глазах она твердила, что он не мог аппарировать, потому что опять завалил экзамен.
Джинни, уходя в Хогвартс вместе с остальными, не оглянулась: она знала, что Рон сегодня уже не вернется. Хотя бы потому что его смех сегодня напоминал лай охрипшего от счастья пса. И еще потому, что из ее сундука исчезли все те письма, что она так и не прочитала. Лисы не умеют читать.
* * *
Последнее письмо принес Свин в январе .
Он был замерзшим и уставшим, словно летел издалека. Поджимая поочереди обмороженные лапки, он дожидался Джинни в спальне для шестикурсниц, на спинке ее кровати. Пергамент был без конверта, просто свернут в трубочку и покрыт тонкой корочкой инея. Когда Джинни разворачивала письмо, больше всего она боялась, что оно рассыпется на осколки.
Джинни отдала его Гермионе и, пока та его читала вслух, кусала ее за шею и грела руки в пышных волосах, рассыпавшихся по спине.
"Привет, Джинни.
Никогда не думал, что буду писать письма собственной сестре, но, знаешь, Гермионе мне писать пока трудно. Ей привет. Я до сих пор чувствую себя виноватым и мне жаль, что я так ничего и не смогу объяснить. Скажи ей, что я ее люблю, и мне очень жаль, что я люблю ее не так, как ей хотелось бы. Я извел целый ворох пергамента, что бы сказать ей об этом самостоятельно, но так ничего и не смог придумать - слова начинают путаться и я понимаю, что нормально объяснить ничего не смогу. Думаю, у тебя получится лучше, ты же девчонка.
Здесь ужасно холодно, и отопление барахлит. Камины не греют ни черта. Вчера Гарри притащил из близлежащего леса целую охапку хвороста и я чувствую себя каким-то паршивым магглом. Гарри немного простужен, как и я, впрочем, но ничего особо страшного, курс медицины, который я слушал в пол уха, оказался полезным. Никогда не думал, что это скажу, но, похоже, белобрысый поганец был в чем-то прав, когда говорил, что маги лучше магглов. Палочки работают здесь по особым случаям. Очевидно, какое-нибудь антимагическое поле или типа этого. Гермиона бы разобралась лучше.
.......
.......
Надеюсь, авроры обнаружат нас не скоро. У нас еще есть дела.
П.С: маме и папе скажи.... ничего не говори. Лучше ничего не говори, если еще не успела что-то сказать. Пожалуйста.
Целую, Рон.
fin.
