[Letaro]

А вот и снова мой бред. Я сидела-сидела, злилась-злилась на дневники и на то, что никого в асе нет. и написала. Получилось бредово, мрачно и несостыкованно.

Вах.



Широко закрытые глаза



Ты всегда был циником. Это никого не удивляет: при таком-то отце и не быть циником?

Ты всегда-всегда разочарован, ты никогда и ни во что не веришь, только причина не в отцовской крови в твоих венах. Причина несколько глубже, и не так драматична, гораздо более драматична для тебя, чем суровое воспитание отца и позолоченные принципы Малфоев.

* * *



Утренний туман почти рассеялся. Ночью был сильный ветер, он оборвал золото с деревьев и рассеял по потемневшей от предрассветной влаги земле и серо-голубой поверхности воды озера. Голые черные ветви кромсают бледное осеннее небо на лоскуты.



Гарри Поттер стоит на берегу озера, ему зябко и он кутается в теплую, плотную и шелковистую на ощупь мантию. Он не завтракал и почти не спал, он не хочет есть и не хочет спать. Он хочет только одного, он боится своих желаний, он осторожно трогает зыбкую поверхность омута своего воображения и тут же испуганно отдергивает руку.



* * *



Ты всегда был реалистом, и это твоя беда. Возможно, мечта не казалась бы тебе такой хрупкой и нереальной, такой по-детски наивной, умей ты видеть цветные сны и несбыточно-красивые перспективы. Если бы ты хоть капельку умел мечтать, тебе бы не показалось все это настолько сложным, запутанным и неясным, как утренняя дымка над Запретным Лесом, но, к сожалению, или же к счастью, ты не умеешь мечтать. Тебе смешно представить, что ты можешь последовать за придуманной иллюзией, смешно подумать, что ты тоже можешь быть ослепшим и влюбленным дураком. Зато суровая реальность, ее осознание, причиняет тебе гораздо более сильные эмоции: удовольствие и гордость, что ты совсем-совсем не можешь обмануть себя, смешанные с болью и отчаянием оттого, что ты действительно НЕ МОЖЕШЬ этого сделать.



* * *



В воде отражаются кромки деревьев, и бездонное небо, равнодушное к двум продрогшим на утреннем холоде подросткам, и яркий шарф Гарри, и светлая вспышка волос Малфоя, сидящего на зависшей в метре от воды коряге. Гарри не смеет смотреть на того, кто напротив, но он может сколь угодно разглядывать его отражение и не прятать взгляда. Рябь, идущая по воде, размывает контуры и черты лица, и Гарри робко представляет, что Малфоевское отражение ему улыбается.



Малфой никогда ему не улыбался, даже когда открытая война между ними закончилась. И когда вода успокаивается, становится видно, что он равнодушно разглядывает Гарри из воды. Гарри, который пропустил свой завтрак ради него, который обманул своих лучших друзей, что бы прийти сюда, который готов предать их ради него. Всего этого Малфой не знает, да и врят ли узнает, потому что больше всего Гарри боится рассказать ему.



Переборов свой страх, Гарри медленно идет к коряге и усаживается рядом с Драко. Малфой не двигается, он все так же смотрит в воду, и Гарри не уверен, что он вообще видит, что отражение изменилось и их стало двое. Гарри вздыхает и накрывает ледяные пальцы Драко ладонью.



* * *



Твой реализм заставляет тебя видеть твои мазохистические наклонности, ибо какой еще может быть причина того, что ты даже получаешь удовольствие от своей душевной боли? Тебе нравится всякий раз слушать свое неверное сердце, как оно жалобно колотится и просит того, чего ты ему не захочешь дать из-за того же мазохизма - ведь это так легко: поддаться, закрыть глаза и....

* * *



Теперь Гарри видит одновременно двух Малфоев: того, кто напряженно и выжидающе смотрит на тебя с зыбкой и колышущейся поверхности воды, и того, кто сидит рядом и чье тепло он чувствует плечом, того, чей профиль равнодушен и словно высечен из холодного камня. Для Гарри реальны они оба, и все же тот, кто рядом, чуть-чуть реальнее, и то, что он не оборачивается и не убирает руку, и вообще не двигается, словно Гарри тут нет, причиняет Гарри боль. Это почти сладко, сладко - потому что он все-таки рядом, позволяет Гарри быть подле него, почти – потому что он все так же равнодушен.



Гарри сам убирает руку и начинает болтать ногами. Как он мог ожидать, что что-то изменится, если он покажет, что относится к нему немного теплее, чем раньше. Это вполне нормально, что Малфой ничего, совсем ничего не испытывает к Гарри. Было бы глупо себя обманывать.



Но Мерлин, как же это больно.



* * *



Ты НЕ ХОЧЕШЬ мечтать и надеяться, потому что видишь, что рано или поздно красивые мечты все равно приведут тебя на острые камни реальности. Ты предпочтешь не подниматься в небо вообще, потому что сильная боль после падения может убить тебя, а ты все еще хочешь жить. Тебе все равно, что жить приходится с открытыми глазами, так ведь даже лучше, все вокруг слепы, а ты видишь. Ты будешь первым среди глупцов, потому что ты ВИДИШЬ. Ты сможешь увести их куда угодно, ибо они последуют за тем, кто на самом деле видит.



Они не пойдут до тех пор, пока у них есть другой вождь.



* * *



Некоторое время они молча сидят, но вечно так продолжаться не может, и бой часов с часовой башни Хогвартса разбивает утреннюю тишину на монотонно гудящие металлическим звоном куски, разбивают и контроль Гарри над самим собой.



Гарри нервно ежится и не выдерживает:



- Малфой... хотел бы я знать, почему ты живешь так, а не иначе, я же вижу, что ты не такой равнодушный и высокомерный, каким хочешь казаться, я же вижу, что это только твоя маска, ведь иначе ты ушел вместе с другими слизеринцами еще в начале осады, иначе ты бы не остался с нами, когда она кончилась. Ты... ты думаешь, что я ненавижу тебя? Знаешь, раньше я и правда тебя ненавидел, но это кончилось, и теперь я просто не понимаю тебя. Я правда тебя не понимаю. Я... я хотел бы тебя понять, но ты все время закрыт для других, ты постоянно молчишь или бродишь где-то один. Почему ты всегда молчишь? Я знаю, ты меня слушаешь, но слышишь ли вообще? Неважно, я все равно так больше не могу. Я... я хочу сказать, что....



Гарри все говорит и говорит, слова выплескиваются из него как вода, но виснут в воздухе без ответа, ибо Драко все так же молчит и смотрит на свое отражение.



* * *



Ты видишь того, кто виноват во всем этом. Ты видишь его, и его судьбу ты тоже видишь: сгорит, как еще одна свеча, освещавшая путь остальным слепым. Он сгорит, а ты останешься для того, что бы помнить его и ненавидеть. Ненавидеть за то, что он дал тебе зрение, за то, что оставил тебя, что бы забыться в сладкой и безмятежной вечности. За то, что ты не успел обжечься о его пламя, не успел разрешить себе коснуться огня, не успел стать смелым и разрешить себе не видеть, не успел закрыть глаза и не сумел пойти за ним.



А он только говорит и говорит, и ты хочешь верить ему, но не можешь.



* * *



Наконец, слова иссякают, и Гарри замолкает. В нем царит пустота и ему становится страшно: Драко рядом как неживой, и если бы его дыхания не было слышно, Гарри бы так и подумал, что Малфой умер.



Неожиданно Малфой выпрямляется и поворачивается к Гарри, долго-долго смотрит на него своими серо-голубыми, как утреннее небо, глазами, и в них наконец мелькает что-то, кроме равнодушия, гаррино сердце подпрыгивает и бешено стучит: а что, если....



А что, если Драко сейчас потянется к нему губами? А что, если он обхватит его плечи и вопьется поцелуем, и горячее дыхание спалит сердце, и он наконец сможет прижаться к нему и подарить свою плоть и кровь этому человеку, а взамен ему позволят вскрыть душу и наконец понять, что там внутри?



* * *



Ты видишь его протянутые руки, обращенные к тебе ладони, он может схватить тебя как снитч и сжать, и ты будешь только биться, но не сможешь освободиться. Не захочешь освободиться. Ты знаешь, что почти уже готов позволить ему это: закрыть и твои глаза тоже. Ты не двигаешься, ожидая прикосновения его пальцев и его губ, ты понимаешь, что он хочет этого так же сильно, как хотел бы ты, если бы разрешил себе мечтать.



В его зеленых глазах плещется тоска, и желание, и жажда твоего тела и твоей души, но он слеп и не видит того, что сам должен сделать первый шаг. И не увидит никогда, потому что ты не сможешь показать. Для этого нужно уметь представлять то, чего ты хочешь на самом деле, стремиться к этому, отрываться от земного притяжения, а ты не умеешь.



* * *



Однако Драко не двигается, и невероятное в его глазах тает и исчезает, и сами глаза темнеют и снова становятся холодными.



Гарри разочарованно выдыхает: он так ждал, но этого не случилось. И его больше не хватит на то, что бы ждать. И поэтому когда хриплый от простуды голос Драко вспарывает воздух своим «уходи», Гарри покорно слезает с коряги и плетется к замку.



На полпути неожиданная мысль посещает его голову: « а что было бы, если бы он не был столь осторожным и гордым, и сам бросился в омут с головой, вдруг Драко не отпрянул?». Он оборачивается в надежде, что Драко смотрит на него, и тогда бы он вернулся и уже не отпустил бы его, но Драко не смотрит, и Гарри прогоняет эту бредовую мысль подальше. Если бы Драко не был равнодушен к Гарри, он бы не смог игнорировать его все это время, он бы был злым или оскорбленным, но не игнорировал бы его.



К тому же... наверно, Драко все таки не предназначен для любви. Сложно представить, что эта ледяная и прекрасная статуя способна растаять и полюбить. Особенно его, Гарри.



Все знают, что Драко не способен мечтать. И было глупо верить в обратное. Поэтому Гарри собирает в кучку оставшуюся гордость, загоняет боль глубоко-глубоко и уходит прочь.



* * *



Ты не умеешь мечтать, ты разучился в тот день, когда он отверг твою руку. Этого он тоже не увидит.



Потому что, в отличие от тебя, его глаза всегда широко закрыты.